«Международная жизнь».-2007.-№10.-С.90-96.

 

ХОЛОДНАЯ ВОИНА ИЛИ ИСТОРИЧЕСКАЯ НОРМА?

 

Игорь Федорович Максимычев - доктор политических наук, главный научный сотрудник Института Европы РАН.

 

ПОНЯТИЕ "ХОЛОДНАЯ ВОЙНА" не имеет точного определе­ния, как это часто бывает с современной политологической терминологией. Для обозначения явления, с которым ежеднев­но имеешь дело, достаточно, как правило, символа или знака, не претендующего на чрезмерную точность раскрытия сущно­сти данного явления. Для периода 1946-1947 годов, когда впер­вые появилось само название "холодная война", было важно подчеркнуть, что ситуация в корне отличается от только что закончившейся Второй мировой войны, но в то же время не соответствует ожиданиям, которые были характерны для всех народов антигитлеровской коалиции в отношении глобального сотрудничества в послевоенный период. Последующее разви­тие в какой-то мере оправдало включение в новый термин перегруженного эмоциями понятия "война", поскольку несколько раз мир действительно подходил к краю термоядерной пропа­сти. Однако в целом понятие "холодная война" означало на практике лишь "холодный мир" и оставалось инструментом в развернувшейся идеологической схватке двух принципиально различных форм общественного устройства, причем служило оно прежде всего средством обличения Советского Союза и его союзников, обвинявшихся в кознях против свободолюби­вого Запада.

С течением времени понятие "холодная война" нашло широ­кое применение и в СССР, правда, также без точного истолко­вания. Например, определение 1980 года гласило: "Враждебный политический курс, который правительства западных держав стали проводить в отношении СССР и других социалистических государств по окончании Второй мировой войны. Надо признать, что на начало 1980-х годов достаточно было и такой краткой дефиниции - холодная война была реальным фактором каждод­невной политики и не нуждалась в детальном разжевывании. Однако после того как в 1990-1991 годах холодная война теоре­тически закончилась, появилась потребность установить, чем же отличается текущий этап мировой политики от предыдущего.

Определение 1998 года выглядело более развернутым: "Состо­яние военно-политической конфронтации государств и групп государств, при которой ведется гонка вооружений, применяются экономические меры давления (эмбарго, экономическая бло­када и т.п.), осуществляется организация военно-политических блоков и союзов, создаются военно-стратегические плацдармы и базы". Дополнительно указывалось, что холодная война началась вскоре после Второй мировой войны и "была прекращена во второй половине 80-х - начале 90-х годов главным образом в связи с демократическими преобразованиями во многих странах бывшей социалистической системы".

Вполне мыслимы и другие дефиниции холодной войны, ха­рактерной для второй половины XX века, - как более короткие, так и более подробные. Однако ныне главный интерес представ­ляют не они: становится все более актуальным вопрос, насколь­ко точно утверждение, что холодная война осталась в прошлом. Хотя идеологически окрашенной конфронтации по всем призна­кам более нет, нынешняя фактическая ситуация в мире подска­зывает, что термин "холодная война" по своему существу и сегодня наиболее точно определяет природу отношений между Западом и Востоком в целом, какие бы подвижки в составе этих понятий ни произошли за последние десятилетия. Главным остается констатация того факта, что состояние "холодной вой­ны" принципиально отличается от состояния "горячей войны" и переход из одного состояния в другое возможен только при отказе всех встроенных в систему "холодной войны" тормозов. Если пользоваться несколько устаревшим вокабуляром, то "хо­лодную войну" (или "холодный мир") вполне можно определить как форму мирного сосуществования Запада и Востока (причем не только в XX веке), другими словами - как "историческую норму" взаимоотношений этих естественных противоположнос­тей,  образующих единство  европейской цивилизации.  Практически на протяжении всего XIX века, за исключением наполео­новского периода и Крымской войны, европейские Запад и Во­сток сосуществовали в контексте "холодной войны", хотя сам этот термин появился лишь к середине XX века.

Нынешний период международных отношений не имеет своей собственной характеристики и именуется для отличия от предыдущего периода "постконфронтационным". В то же время налицо все основные моменты того, что называлось в свое время "холодной войной", хотя и в несколько ослаблен­ной форме: гонка вооружений есть и осуществляется она главным образом США; экономические меры давления приме­няются и сегодня, хотя и не в столь широкой и грубой форме, как раньше; военно-политические блоки и союзы (в лице НАТО и Евросоюза) не только укрепляются, но даже расширяются; военно-стратегические плацдармы и базы создаются, невзирая ни на какие преобразования в бывшей социалистической ча­сти Европы. Стал более вежливым тон официальных заявле­ний основных стран Запада, но если взять западные СМИ и высказывания политических деятелей, прежде всего из числа "новых европейцев", то разницу по сравнению с "конфронтационным периодом" заметить трудно.

Когда в 1980-х и 1990-х годах Советский Союз, а затем Россия без всякой компенсации сдавали свои международные позиции (нельзя же всерьез считать компенсацией предостав­ленные под высокий процент займы, которые предстояло воз­вращать!), делалось это во имя создания какой-то новой общно­сти между Западом и Востоком - общности, которая принципи­ально отличалась бы от надоевшей всем холодной войны. Конечно, в этих надеждах было много наивного, идеалистичес­кого, оторванного от реальности, но Россия действительно была готова пройти не только свою часть пути, но даже большую часть пути вообще, чтобы создать солидарную, доброжелатель­ную, товарищескую Большую Европу, которая вполне могла бы стать частью Большого Северного полушария от Ванкувера до Владивостока. Последнюю формулу, кстати, предложили амери­канцы (госсекретарь Джеймс Бейкер употребил ее в своей декабрьской речи 1989 г. в Берлине). Российские реформаторы с восторгом подхватили эту формулу и шли на какие угодно уступки, только чтобы потрафить Западу.

Последующее поведение США и ведомого ими Запада в целом показало, что наши западные партнеры (соперники, конкуренты или, как их еще можно назвать, противополож­ный полюс цивилизационного магнита) мыслят свои отноше­ния с нами не иначе как в рамках "холодной войны" или "холодного мира". Даже полная покорность с нашей стороны не спасет дела: в концепционных бумагах Вашингтона уже открыто идет речь об "обезвреживании" любых актеров меж­дународной сцены, которые, пусть даже только гипотетичес­ки, смогут когда-либо представить какую-либо угрозу для бе­зопасности США, понимаемой во всеобъемлющем смысле. Купить дружбу США Россия может, лишь пойдя им в услуже­ние, то есть перестав быть Россией.

Для прояснения сути ситуации позволительно напомнить об откровениях политического деятеля недавнего прошлого, благо­расположение которого Россия (в то время СССР) пыталась одно время купить практически любой ценой. В небезызвест­ной "Майн кампф" содержался следующий "политический за­вет германской нации": "Никогда не допускайте возникновения двух континентальных держав в Европе. Расценивайте любую попытку организовать на германских границах вторую военную силу - пусть даже только в виде государства, способного стать военной силой, - как агрессию против Германии и усматривай­те в этом не только право, но и долг всеми средствами, вплоть до применения вооруженной силы, предотвратить возникнове­ние такого государства, а если оно уже возникло, снова унич­тожить его"[1]. Стиль скверный, но суть доктрины ясна: весь остальной мир должен выбирать - либо добровольно отказаться от самостоятельности, либо быть разгромленным и оккупиро­ванным. Сейчас этой доктрине придается глобальный, а не только европейский характер.

Некоторые российские политологи переполошились: не пе­регнул ли палку В.В.Путин в своей речи 10 февраля на между­народной конференции по безопасности в Мюнхене, не спрово­цировал ли он Запад на новую "холодную войну"? Вопрос о ведении "холодных" (равно как и "горячих") войн решается не речами, какими бы они ни были убедительными и аргументи­рованными, он решается оценкой собственных интересов, кото­рая дается правящей в данный момент в США коалицией политиков, бизнесменов и генералов. Мир видел это в Югосла­вии, сегодня он видит то же в Ираке, где Вашингтон на практике возвращает термину "союзник" тот смысл, который придавался в древнем Риме: так называлось вассальное государство, обязанное по первому же сигналу метрополии предос­тавлять в ее распоряжение воинский контингент для войн, которые ведет империя. Война в Ираке представляет собой весьма убедительную иллюстрацию подобного воскрешения дав­но забытых страниц истории.

Явной параллелью с прошлым является и проект системы противоракетной обороны, реализуемый в данный момент США. Многие российские специалисты были первоначально не очень склонны принимать этот проект всерьез, поскольку он очень похож на провалившийся в 1980-х годах план Рональда Рейгана, получивший название "звездных войн". Однако по мере продви­жения работ в рамках нового проекта американской ПРО успо­коительные заверения наших специалистов начинают звучать далеко не столь уверенно, как раньше. Подготовка развертыва­ния систем наблюдения и стартовых площадок запуска противо­ракет на территории Польши и Чехии подтверждает, что этот проект приближается к стадии практического функционирова­ния. Как только будет достигнута удовлетворительная степень надежности системы, ситуация в мире изменится, перекрывая риски, связанные с холодной войной прошлого века. Как в те времена, так и до сих пор глобальный мир держался и держится на общепризнанной формуле гарантированного взаимного унич­тожения, согласно которой "кто выстрелит первым, погибнет вторым". Именно на эту формулу опирается глобальное равнове­сие или то, что от него осталось после "самовольной отлучки" СССР/России с позиций мировой державы.

Однако весь смысл создаваемой США абсолютной ПРО со­стоит в том, чтобы исключить возможность так называемого "удара возмездия" и тем самым развязать руки для любых действий на международной арене руководству страны, облада­ющей этой системой. Не будет большим преувеличением ха­рактеризовать как "хозяина мира" того, кто станет неуязви­мым для ответного воздействия извне, в то время как все остальные, уже ничем не защищенные страны должны будут каждодневно трястись от страха за свою безопасность и неза­висимость. Прошлая холодная война не знала подобных безна­дежных тупиков. Где уж тут говорить о стабильности в мире.

При классификации характера нынешних отношений между Западом и Востоком (Россией) вряд ли стоит пренебрежитель­но относиться к наблюдаемой сейчас разновидности "холодной войны"   или  "холодного  мира".  На деле  ситуация  серьезная. Решение о создании стратегической системы ПРО и вторже­ние в Ирак показывают, что передел мира силой начался. Предупреждение на этот счет в максимально бережной и ува­жительной форме было сделано В.В.Путиным в Мюнхене. Рос­сия не собирается почем зря "дразнить льва", но и переходить на роль приживалки при всесильном хозяине мира она не будет. Иначе она просто исчезнет, что в любом случае не пойдет на пользу человечеству, жизненно заинтересованному в поддержании равновесия в мире.

Угрозы для глобального мира несколько смягчаются тем, что Запад ныне уже не такой монолитный блок, каким он был. Прежде его цементировали реальные или имитируемые страхи перед "экспортом революции", призрак которого усиленно гальва­низировался западными пропагандистами, хотя СССР, по крайней мере с началом "периода застоя", окончательно перешел на оборо­нительные позиции. ("Сохранить бы то, что имеем!") Попытки представить демократическую Россию этакой жаждущей реванша империей предпринимаются и сейчас - впрочем, без особого успеха среди широкой общественности. Стремление США вы­дать свои интересы за коллективные потребности Запада в целом вызывает растущий отпор (исключение составляют лишь невменяемые русофобы из "новообращенных" стран Центральной Европы). Конечно, никто и ни при каких обстоятельствах не может ожидать "бунта на корабле" со стороны даже таких за­падных тяжеловесов, как Франция или Германия. Однако играть роль ландскнехтов для чужой войны готовы далеко не все стра­ны Запада. У каждой есть свои причины поддерживать добрые отношения с Россией. В конце концов наряду с канонизирован­ной благодарностью американцам за "спасение" от СССР у нем­цев есть все основания быть благодарными русским за объеди­нение Германии.

Наблюдаемая сегодня несколько стертая ипостась "холод­ной войны" является также и в постконфронтационном мире "нормальной" формой сосуществования центров силы, которые хотят сохраниться как таковые на перспективу. Разумеется, подобное положение не может быть признано идеальным. Сле­дует надеяться, что когда-нибудь на смену ему придет нечто более соответствующее уровню развития XXI века и величия демократического  наследия  человечества.

Россия не может быть и не является активной стороной в ведении новой "холодной войны". Степень интенсивности, а также возможный переход в "горячую" фазу зависят от решений, принимаемых руководящей группой лиц в Вашингтоне, а не в Москве. Вероятность обострения давления на Россию, а также ее вовлечения в "горячие войны" будет тем ниже, чем с боль­шей убедительностью удастся донести до сознания названной руководящей группы факт реальной способности России отве­тить на любые вызовы достаточно мощным ударом. Этого мож­но будет достигнуть не столько речами, сколько наглядными достижениями в области ВПК С учетом всех этих моментов следует констатировать, что кремлевские заявления последнего времени не ухудшили, а улучшили международное положение России, увеличивают шансы хотя бы замедлить вползание мира в новую полосу конфронтации.

Разумеется, прискорбно, что переговоры между Россией и США, между Россией и НАТО, а также между Россией и Европейским союзом не дают заметных результатов. Но про­должать добиваться "сдвигов" ценой бесконечных уступок с российской стороны неприемлемо. Если хотят за счет "кол­лективного" давления на Россию латать внутренние раздоры, вызванные неразумием его собственных членов, то следует отдавать себе отчет в том, что последствия такой линии могут быть только отрицательными. Москва не отказывается от диалога: важные общие интересы сохраняются, и надо полагать, что обе стороны придут в конечном счете к согла­шениям, которые им обеим необходимы. У нас уже есть опыт горбачевского и ельцинского "забегания вперед" по части уступок, которое не принесло нашей стране ничего хорошего. Придется запастись терпением. А пока придется действовать в условиях "исторической нормы" взаимоотношений между Западом и Востоком.


[1] Hitler Adolf. Mein Kampf, Mbnchen, 1930, S. 754.