Полис .- 2015.-№6.-С.29-34.

СТРАНЫ ВОСТОКА И КРИЗИС СОВРЕМЕННОЙ

МОДЕЛИ ГЛОБАЛИЗАЦИИ

Д.В. Мосяков

МОСЯКОВ Дмитрий Валентинович, доктор исторических наук, профессор, зав. кафедрой регионоведения Московского гуманитарного университета, руководитель Центра изучения Юго-Восточной Азии, Австралии и Океании, Институт Востоковедения РАН. Для связи с автором: mosyakov.d@gimil.com

Аннотация. Статья посвящена анализу ключевых аспектов процесса глобализации на Востоке. Рассматриваются вопросы политической либерализации, особенности формирующегося в странах Востока экономического механизма, тенденции в духовно-культурной сфере. Делается вывод о том, что глобализация на Востоке развивается существенно в ином ключе, чем это предполагали политологи и желали политики в США и странах Запада.

Ключевые слова: глобализация; смешанная экономика; либеральный политический режим; социализм; аккультурация; национальная культура; регионализм; авторитаризм.

Наиболее развитые страны Востока, участвующие в процессе глобализации, все активнее в наши дни формулируют свою собственную повестку дня, выстраивают отвечающую их национальным интересам модель жизнеустройства. Они все меньше оглядываются на западные образцы национального строительства и международной политики и формируют новую реальность, исход я из своих традиций и принципов. Этим они опровергают ключевые положения, сформулированные западными “отцами” современной модели глобализации о том, что глобализация — это процесс формирования в странах Востока открытой экономической модели, либерального политического режима, открытой культурной позиции. По предположению Д. Хэдца и Э. Макгрю, должны были произойти “реконфигурация политической власти, формирование глобальной экономики и эрозия национальной культуры с возникновением глобальных культурных и информационных потоков” [см. Held, McGrew2002].

Однако на Востоке к модели глобальной интеграции двойственное отношение: с одной стороны, взаимозависимость наиболее развитых западных и восточных стран, огромные возможности ускорения экономического роста и повышения уровня жизни в национальных сообществах. С другой стороны, мировые денежные потоки распределяются в интересах транснациональных корпораций (ТНК) и глобальных финансовых структур. Современная глобальная система, по словам нобелевского лауреата Дж. Стиглица, часто обозначается как “механизм глобального управления без глобального правительства” [Стиглиц 2003:41], причем страны Востока никак не контролируют это глобальное управление. В ответ на очевидную подчиненность восточных обществ западному диктату и правилам усиливаются антизападные тенденции в их экономической и общественно-политической жизни, укрепляются традиционализм, патриотизм и регионализм. [стр.29-30]

Вопреки предсказаниям западных аналитиков, считавших, что “глобализация предполагает конец национального в качестве сферы обоснованной стратегии для экономических субъектов и ничто существенное в финансовом и экономическом плане более не может стать предметом размышлений на национальном уровне - ни крупные сектора экономики, ни банковская сфера, ни даже валюта” [Chagnolland 1999: 12], никакого заметного движения не отмечается даже в такой ключевой сфере, как реконфигурация политической власти, которая должна была базироваться на распространении норм либеральной демократии в странах Востока. Между тем большинство западных аналитиков не раз утверждали, что “этому нет альтернативы” [см. например Бек 2007: 95] и что формирование по всему миру однородных либерально-демократических политических систем есть один из фундаментов глобального развития. В странах Востока же показывают наибольшие темпы экономического роста не либеральные, а авторитарные режимы. Влияние азиатских стран, особенно Китая, все время усиливается, и не исключено, что уже в скором времени свой глобализационный проект сможет предложить мировому сообществу Пекин.

Такие страны, как Сингапур, Малайзия, Таиланд и даже Вьетнам (с единственной руководящей силой — Компартией Вьетнама) интегрируются в проект глобализации, практически не меняя политических и идеологических основ своего устройства. Если к этим странам добавить еще и Турцию, установился авторитарный режим Т. Эрдогана, то выполнение требования сформировать либеральную политическую систему для участия в глобализационном проекте оказывается не столь необходимым. Опыт стран Востока показывает, что на самом деле форма и характер правящего режима не играют решающей роли для интеграции в глобальные рынки. Значение скорее имеют эффективность политики правящего режима и наличие благоприятных условий для притока и вывоза капитала, которые этот режим способен создать.

Еще одна особенность участия стран Востока в глобализации связана с аккультурацией западных стереотипов в восточных социумах. Опыт этих стран подтверждает слова А. Ападураи о том, что “центральная проблема сегодняшнего глобального взаимодействия состоит в напряжении между культурной гомогенизацией и культурной гетерогенизацией” [Appadurai 2003: 251]. Причем если задаться вопросом, что несет с собой культурная глобализация - усиление однородности или разнородности человечества, — то ответ на него будет совсем не однозначен. Как справедливо замечает Р. Робертсон, “усвоение определенных норм и представлений о единстве современного мира соседствует (а то и сопровождается) с усилением ориентации на свою национальную культуру со всеми вытекающими (в плане ренационализации политики, распространения религиозного фундаментализма) последствиями” [ibid.: 31-51]. Эволюция культурных доминант в странах Востока во многом подтверждает этот тезис. Так, например, Турция все решительнее движется не по пути укрепления основ светского государства, а скорее возрождает исламизм как государственную идеологию, жестко выступает с критикой культурных стереотипов, приходящих с Запада. В этой стране авторитарный политический режим, ориентированный на сближение с Европой, превратился в авторитарный режим, ориентированный на пантюркизм и культурную интеграцию в исламский мир. При этом архаизация системы [стр.30-31] образования и даже способа мышления, которые стремительно возвращаются в религиозные рамки ислама, не мешают Турции показывать высокие темпы экономического роста и без серьезных проблем интегрироваться в глобальные рынки.

Усиление традиционализма и регионализма отчетливо просматриваются в странах Юго-Восточной Азии, вполне интегрированных в глобальные рынки. Их правящие элиты всячески поддерживают и распространяют традиционные культурно-духовные модели, постоянно указывают, что современные западные культурные образцы не являются для них примером для подражания. В большинстве стран Востока западный стиль жизни распространяется и доминирует в довольно узких, преимущественно городских социальных стратах, так или иначе задействованных в глобальной интеграции. Они могут быть влиятельны и активны, но численно на порядки уступают сегодня не менее активным в восточных социумах традиционалистским силам. Зачастую даже возникает определенное противоречие между настроениями наиболее успешной части городских слоев мегаполисов и подавляющего большинства сельского и городского населения. Углубление социальной дифференциации и соответственно многообразных противоречий между ними может угрожать стабильности глобализационного вектора развития этих стран. Принятие восточными социумами западного образа, стиля и атрибутов жизни не является значимой предпосылкой для участия в процессе глобализации. В этот проект успешно интегрируются восточные сообщества, ориентированные в целом на сохранение традиционных ценностей. Достаточно того, чтобы в них существовала сравнительно небольшая по численности принявшая западные ценности социальная страта, которая и выступает главным посредником в отношениях с глобальным рынком.

В восточных странах глобализация не стала таким всеохватывающим и сложным процессом, каким была в свое время модернизация. В рамках длительного и противоречивого процесса модернизации происходили глубокие перемены во всех сферах жизни общества — в способе мышления, образовании, стандартах жизни, политических и культурных идеях, в системе политической и экономической власти. Причем процесс перемен затрагивал и широкие слои населения. Перемены при глобализации носят социально узкий характер. Во многих странах сегодня можно наблюдать такую картину: рядом с суперсовременными предприятиями, связанными с глобальным рынком, крестьянин обрабатывает мотыгой земельный участок. Такая ситуация ведет к несбалансированности экономического и культурного развития, подрывает заинтересованность в продолжении глобализации. Любой кризис или снижение позитива от глобальной взаимозависимости может легко разрушить ориентированный на интересы США экономический механизм. Альтернативой ему многие видят стремительно растущий и в Юго-Восточной Азии, и на Ближнем и Среднем Востоке, да и в Восточной Азии регионализм.

Еще некоторое время назад регионализм рассматривался западными авторами как позитивная тенденция, которая в определенном роде готовит страны того или иного региона к более широкой интеграции в рамках глобализации. Теперь отношение к этому явлению несколько изменилось, так как выяснилось, что региональное сотрудничество не столько помогает глобализации, сколько создает в том или ином регионе вполне жизнеспособные замкнутые [стр.31-32] на регион системы, которые скорее тормозят интеграцию своих членов в глобальные рынки. Дело заключается еще и в том, что большинство западных ТНК доминируют в международном пространстве, а на региональном и тем более национальном уровне их интересы отнюдь не решающие — в наиболее успешных странах Востока преобладает национальная экономика, причем чаще всего основанная не на господстве частных акционерных обществ, а на смешанном государственно-частном партнерстве. В Сингапуре, Турции, Южной Корее, Китае и Вьетнаме, да и в Японии роль государства в экономике несравнимо более значима, чем в США. В связи с этим можно утверждать, что на Востоке до сих пор существует интересный феномен, когда отдельные элементы, казалось бы, давно канувшей в прошлое социалистической модели модернизации остаются актуальными. При этом даже если не брать Китай и Вьетнам, где государство жестко контролирует экономику, планирует ее развитие, владеет значительной частью производственных мощностей и финансовых ресурсов, а привести в пример “либерально-капиталистические” Сингапур и Южную Корею, то и там влияние идеологии социализма проявляется вполне отчетливо. Ли Куан Ю, создавший современный Сингапур, начинал свою карьеру как левый политик, как адвокат рабочих профсоюзов и был долгое время очень близок к коммунистам и социалистам, а Пак Чон Хи — “отец корейского экономического чуда”, — в молодости был членом Компартии Кореи. Знакомство с социализмом позволило им нащупать наиболее успешную модель развития, когда национальная экономика развивается не столько как частная, сколько как смешанная, где решающее слово всегда остается за государством. Именно такая экономическая модель действует в Китае, Южной Корее, Индии, Турции и Сингапуре. Несмотря на регулярно повторяющиеся попытки отдельных прозападных либеральных политиков под предлогом неэффективности разрушить госсектор или сделать его незначительным, его предприятия продолжают и сегодня выступать в качестве ядра национального развития. Для правящих элит во многих странах Востока представление о сильном государстве устойчиво связано с сильным госсектором, который создает ощущение их потенциальной независимости.

Особняком среди наиболее развитых и влиятельных стран Востока стоит Иран. Эта страна не только не интегрировалась в глобальные рынки, но даже целый набор наложенных на нее западных санкций и ограничений не помешал ей превратиться в одного из политических гегемонов Ближнего и Среднего Востока. Опыт Ирана свидетельствует о том, что не обязательно участвовать в глобализационном проекте, чтобы быть сильным: глобализация и национальная мощь суть разные понятия, можно быть сильным в мире и без интеграции в глобальную экономику.

Перспективы современной модели глобализации уже не представляются настолько бесспорными, как раньше. На Востоке правящие элиты во многих странах все чаще задают вопрос о том, где начинается национальный суверенитет и где находятся главные центры существующей политико-экономической системы (впрочем, как и штаб-квартиры ТНК), а также насколько интересы этих последних совпадают с интересами национальных государств. Такую тенденцию отметил Хантингтон, указавший в своем исследовании, что “живущим за пределами Запада очевиден... тот разрыв, который существует между провозглашаемыми принципами Запада и его действиями. Лицемерие, [стр.32-33] двойная мораль, игра в ‘да’ и ‘нет’ — вот цена его претензий на универсализм” [Хантингтон 1999: 537].

Страны Востока уже сейчас ищут альтернативу глобализации и ограничивают свое участие в ней чисто экономической выгодой. Все остальное, особенно адаптация новых культурных доминант, рассматривается как непосредственная угроза суверенитету и решительно отвергается.

Навязываемая со стороны США и стран Запада модель глобализации в том виде, в каком она реализуется, не способна охватить большую часть населения планеты, сформировать прочный, основанный на международном праве мир. Причин замедления процесса глобализации называется множество: от влияния глобального экономического кризиса 2008 г. до новых политических рисков, связанных с усилением в странах Востока национализма, традиционализма и регионализма. Но главная причина все-таки кроется в другом — в Вашингтоне явно не удовлетворены тем, что происходит на Востоке, где быстро растут вызовы американскому доминированию. У сформулированной на Западе модели глобализации оказался существенный дефект — отсутствие реальных механизмов политического давления и контроля за внутренними процессами в странах Востока. То, что было в эпоху модернизации, отсутствует в эпоху глобализации. Вместо блока либеральных прозападных режимов, тянущихся к США, укрепились политические режимы авторитарного и полу-авторитарного толка, ориентированные больше на защиту своих национальных интересов, чем на участие в глобальном проекте, отвечающем интересам США. Поэтому в Вашингтоне уже не так активно ратуют за глобализацию, скорее стремятся спровоцировать в ключевых регионах Востока новые конфликты, чтобы сдержать процессы регионализации как наиболее опасной альтернативы глобальному господству США.

Реальные процессы в странах Востока по ключевым позициям сильно расходятся с западной концепцией глобализации. Страны Востока все в большей степени сами определяют не только свою судьбу, но и вектор развития глобального мира. Теперь Запад уже не может диктовать свои правила и принципы в глобальных интеграционных процессах. Все большую роль здесь играют страны Востока. В рамках модернизации они сумели интегрировать в национальную культуру очень многое из опыта и культуры стран Запада, в то же время сохранили традиционное мировоззрение, свои быт и культуру, систему принципов и приоритетов. Этот культурный синтез сформировал ядро новых представлений, новых отношений и новых взглядов, придавших странам Востока мощный импульс к развитию. Сегодня многие из них достигли глобальной силы и влияния и, вполне вероятно, в скором времени смогут предложить свой вариант развития для всего мира.

Бек У. 2007. Власть и ее оппоненты в эпоху глобализма. Новая всемирно-политическая экономия. М.: Прогресс-Традиция; Территория будущего. 464 с.

Стиглиц Дж. 2003. Глобализация: тревожные тенденции. М.: Мысль. 300 с. Хантингтон С. 1999. Столкновение цивилизаций и преобразование мирового порядка. — Новая постиндустриальная волна на Западе: Антология. М.: Academia. 640 с.

Appadurai А. 2003. Disjunctive and Difference in the Global Cultural Economy. - Globalization. Critical Concept in Sociology. Robertson R., White K. (ed). Vol. 1. L.: Routledge. 418 p. [стр.33-34]

Chagnollaud J.-P. 1999. Relations intemationales contemporaines. Un monde en perie de reperes (2e edition revue et augmentee), L. Harmattan, coll. LogiquesPolitiques. P.: Harmattan. 320 p.

Held D., McGrew A.G. (eds). 2002. Governing Globalization: Power, Authority, and Global Governance. Cambridge, Malden, MA: Polity, xiv, 370 p.